Я даже зубами скрипнула.
— Хорошо. Раз так, я доложу обо всем заведующей.
Гаршина, легка на помине, показалась на веранде и быстрым шагом направилась к нам. Наверно, повариха кликнула ее на помощь.
Лицо у Гаршиной было совершенно белое, губы плотно сжаты, а зрачки неподвижны.
— В чем дело? — спросила она, подойдя.
— Да вот, Ирина Анатольевна, Атабекова нагадила прямо в песочник, я ее за ухо дернула, а эта вот налетела, — пожаловалась Котова. Ее ничуть не напугал свирепый вид Гаршиной.
— Дернули за ухо?
— Ну да, дернула разок. Она такая бесстыдница, я вам скажу. Для нее никаких приличий не существует, серьезно.
— Вы о ком говорите?
— Об Атабековой, о ком же.
— Атабековой три года, а вы предъявляете к ней претензии, как ко взрослой. Я вас давно хочу спросить, Зоя Николаевна, вы не больны?
— Я? С чего вы взяли?
— Да с того, что я иногда сомневаюсь в здравости вашего рассудка. Кричите на детей, говорите им гадости, а теперь уже дошло до рукоприкладства. Вот что! Давайте без скандала. Вам давно пора подать заявление и уйти по собственному желанию.
Котова тяжело задышала. Подшагнула к Гаршиной.
— Это ты скорее уберешься, чем я… — с придыханием заговорила она. — Нашлась цаца! Слюнтяйничать научилась в своем институте. Да я таких в гробу видела!
Я испугалась, что Гаршина сейчас грохнется в обморок, такая она была белая и глаза какие-то невидящие. Но она лишь сказала;
— Все! Разговоры окончены. — И повернулась ко мне — А вы занимайтесь своим делом и не вмешивайтесь в чужие.
— Как это не вмешиваться? — отчаянно выскочило у меня.
— Очень просто. Для вас лучше будет.
Она пошла в административный домик, я в кухню, а Котова осталась на месте, глядя, наверно, нам в спины.
Я ожидала, что назавтра Котовой уже не будет на работе. Как же иначе? Разве простит ей Гаршина такое оскорбление?
Но она утром, как обычно, появилась в столовой, сонная, неряшливая и громогласная. Со мной поздоровалась и сразу после завтрака увела свою группу на прогулку.
Странно…
Я быстренько убрала со столов и отозвала в сторону повариху тетю Полю. Слышала она вчерашний наш разговор? Тетя Поля слышала — как не слышать, орали-то как! Что она думает на этот счет? Почему Котова работает как ни в чем не бывало? Понимает тетя Поля что-нибудь?
Повариха сердито одернула фартук, засопела, замигала страдающими глазами. Чего тут понимать-то? Она небось не первый год кухарит, всякого насмотрелась. Что эта Зоя Николаевна неряха да оручая — кто же спорит? Ее давно пора скалкой прогнать из детсадика. Только Ирина Анатольевна слаба против этой чертовки!
— Как слаба? Почему? — не поняла я бормотаний и вздыханий поварихи.
— Да ты глупая, что ли? — осерчала она, хлопнув себя ладонью по огромному колену. — У той муж где работает? В гороно! Над всеми нами начальник и над Ириной Анатольевной тоже. Он что скажет, то и будет, поняла?
— Какая ерунда! — рассердилась я на глупость тети Поли. — Что ж, по-вашему, на нее управы нет?
— Нету, — убежденно сказала повариха, шумно вздохнула и впала в какое-то оцепенение.
Я смотрела на нее и думала; «Вот, пожалуйста! Дожил человек до старости, а чему научился?»
Отправилась я к Гаршиной.
Она сидела в своем кабинете и пришивала ногу тряпичной кукле. Увидев меня, отложила куклу в сторону.
— Что вам? — Голос сухой, официальный. Она даже не предложила мне сесть. Ладно!
— Я хочу сказать, Ирина Анатольевна… — Почему-то у меня язык с трудом поворачивался называть Гаршину по имени-отчеству; молодость ее мешала, наверно. — …Вы как хотите, а я Котовой не прощу. Пожалуюсь в гороно и добьюсь, чтобы ее наказали. А вы как хотите! — запальчиво выложила я.
Тонко подведенные брови на ее светлом лице приподнялись, голубые глаза глянули на меня холодно и удивленно.
— Кто вам сказал, что я собираюсь прощать Котову?
— Никто не говорил. Но я слышала… Вам, возможно, не хочется ссориться с гороно. Мне же все равно. Я сделаю, как решила. Таким, как она, не место рядом с детьми. А сегодня опять повела на прогулку! Представляете, как она орет на воле, если здесь так распоясывается! Вы как хотите, а я решила.
— Ну-ка сядьте! — приказала она.
Я села со злым лицом на стул.
— То, что ей не место рядом с детьми, верно, — ледяным голосом сказала Гаршина. — Остальное — чушь! Вот докладная в гороно. — Она двумя пальцами с длинными ногтями брезгливо подняла за угол какой-то листок. — Вы, конечно, тоже можете жаловаться. Ваше право. Но вряд ли это будет эффективно. Вы не воспитатель, специального образования у вас нет. Здесь вы недавно. Это будет холостым выстрелом. Не советую. — Она отбросила лист, как какое-то гадкое насекомое. — А относительно меня… что ж. Продолжайте чесать язык с бабой Зиной, тетей Полей — с кем хотите. Только не смейте мне больше докладывать о ваших умозаключениях, основанных на кухонном трепе!
У меня запылало лицо. Я встала, чтобы уйти, но тут за окном послышался рев мотора. Почти сразу же дверь распахнулась, словно от пинка, и в кабинет влетел высокий мальчишка в кожаной куртке и мотоциклетном белом шлеме.
— Кто тут заведующая? — фальцетом выкрикнул он.
Гаршина встала.
— Я заведующая.
— А я Атабеков!
Так мог бы выкрикнуть молодой господь бог. «А я господь бог!» Гаршина спокойно оглядела его.
— Очень приятно. Вы, вероятно, родственник Фирузы. Брат?
— Я ее отец! Она моя дочь! — взвизгнул мальчишка, срывая с себя шлем.